![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Dec. 11th, 2021
https://www.facebook.com/alexander.skobov/posts/4814427828618392
"СССР имел самое демократическое в мире избирательное законодательство. Так же, как и самую демократическую в мире Конституцию, о чем не уставали с гордостью трубить советские газеты. По этой Конституции СССР был суперпарламентской республикой, в которой парламент (Верховный Совет) имел право не только утверждать законы и бюджет, но смещать и назначать любых министров и вообще принимать к рассмотрению и решать любой вопрос.
Но вернемся к выборному законодательству. «Положения о выборах в Верховный Совет СССР» в виде отдельной брошюры наряду с Конституцией свободно продавались в любом киоске «Союзпечати». Они предусматривали свободные и конкурентные выборы. Избирательная система копировала французскую двухтуровою «мажоритарку»: выборы проводились по избирательным округам, в каждом из которых могло выставляться неограниченное число конкурирующих друг с другом кандидатов. Если ни один из кандидатов не получал более половины голосов, проводился второй тур, в который выходили два кандидата, набравшие наибольшее число голосов в первом туре.
Выдвигать кандидатов имели право любые официально существующие «общественные организации» (вплоть до общества филателистов или клуба собаководов), а также «трудовые коллективы»: общие собрания работников какой-то фабрики, сотрудников какого-то НИИ, учителей какой-то школы. Все выдвинутые таким образом кандидаты должны были быть вписаны в избирательный бюллетень. Избиратель голосовал не как сейчас, ставя галочку напротив одного из кандидатов (или партийного списка), а ровно наоборот. Если бы избиратель увидел в бюллетене фамилии нескольких конкурирующих кандидатов, он должен был бы вычеркнуть все фамилии, кроие фамилии кандидата, за которого он хотел бы отдать свой голос. Это была очень важная особенность советских выборов. Чем важная, поймете позже.
Кроме этого, советский избиратель имел право вписать в избирательный бюллетень любую фамилию, в него не вписанную. Вот представьте себе такую ситуацию. Захотел ярый антисоветчик Александр Исаевич Солженицын выставить свою кандидатуру против Брежнева в том округе, где выдвигался Брежнев. А его не выдвинул ни один «трудовой коллектив». Или какой-то выдвинул, но опоздал с регистрацией. Или не опоздал, но местное начальство смухлевало и не зарегистрировало. И не вписало в избирательный бюллетень.
Каждый советский человек, разумеется, знал, что такого злоупотребления властью в СССР быть не может, также как и секса. Ну не могло такого быть, чтобы Солженицыну беззаконно отказали в регистрации на выборах против Брежнева. Но если вдруг кто-то, где-то у нас порой честно жить не хочет, как пелось в популярной песне… На этот случай соетское законодательство гарантировало гражданам право вписать своей рукой Солженицына в избирательный бюллетень через голову любого начальства и мимо любых регистраций. И такие голоса должны были учитываться и фиксироваться в итоговом протоколе. Это как если бы сейчас россияне сохраняли легальное право голосовать за Навального, несмотря на все отказы в регистрации.
Но пойдем дальше. На первом этапе «избирательной кампании» всевозможные «трудовые коллективы» действительно выдвигали большое число кандидатур в каждом округе. И эти «кандидаты» вроде как начинали вести свою «предвыборную кампанию». О чем шумно сообщали советские газеты. Пока свое слово не говорил местный райком или горком КПСС. Он сообщал, что после долгих размышлений принял решение поддержать такого-то кандидата из, допустим, десяти выдвинутых в данном округе. Допустим, кандидата от фабрики «Большевичка».
Нет, разумеется, все остальные кандидаты тоже хорошие. И тоже целиком и полностью одобряют генеральную линию партии и правительства. Мы их всех любим. Но вот этот кандидат – он самый лучший. И мы рекомендуем всем сторонникам нашей партии голосовать именно за него.
Если кто забыл, то других партий в СССР не было, а за попытку их создания полагалась уголовная статья. Стоит ли удивляться, что после такой «рекомендации» партии, чья «руководящая и направляющая роль» была закреплена в самой демократической в мире Конституции (подобно тому, как «первенствующая и главенствующая» роль православной церкви была закреплена в законах царской России) остальные кандидаты объявляли о снятии своих кандидатур в пользу того, которого поддержал райком или горком. Он и становился кандидатом от «нерушимого блока коммунистов и беспартийных».
Самым смешным в этой комедии было то, что отпавшие кандидаты тоже не могли быть выдвинуты без согласования с тем партийным органом, который их потом отбаковал. Ни один «трудовой коллектив» не мог и помыслить выдвинуть кандидата, не согласованного с местным парткомом. А местный партком все согласовывал с вышестоящими партийными инстанциями. Но кому-то могло показаться, что внешне все выглядит как у больших капиталистических дядей на Западе. Все, кроме результата.
А результат был в том, что к моменту выпуска избирательных бюллетеней в каждом округе оставалось только по одному кандидату, фамилия которого и попадала в бюллетень. За всю историю СССР до Перестройки мне не известно ни одного случая, чтобы хоть в каком-то избирательном округе на голосование было представлено более одного кандидата, который в итоге и получал обычно 98-98,5 % голосов в первом же туре. Точно так же, как мне не известен ни один случай, чтобы какой-либо депутат Верховного Совета проголосовал против переутверждения советского правительства (Совета Министров).
Избиратель мог легко вычеркнуть из бюллетеня фамилию единственного кандидата. Или вычеркнуть и вписать в бюллетень фамилию Солженицына. Или своего дружбана Васи. Для этого надо было «всего лишь пройти мимо кошки» (цитата из моего любимого вампирского фильма «Отродье»). На каждом избирательном участке стояла кабинка со шторкой и полочкой внутри, на которой лежала привязанная веревочкой шариковая ручка. В этой кабинке любой избиратель мог совершенно свободно и тайно заполнить избирательный бюллетень так, как он хотел. Для этого ему надо было всего лишь пойти в эту кабинку после получения бюллетеня у стола избирательной комиссии.
А вот избирателю, который в силу своих глубоких патриотических убеждений хотел проголосовать за единственного кандидата, вписанного в бюллетень, идти в кабинку было не надо. Кандидат в бюллетене был один, и вычеркивать такому избирателю было некого. Ему вообще не надо было ничего делать с полученным бюллетенем. Поэтому от стола избирательной комиссии он шел прямо к урне для голосования, не заходя в кабинку.
Никто не знает, действительно ли на каждом избирательном участке присутствовал мрачный «искусствовед в штатском», который должен был фиксировать всех, кто пошел в кабинку. Но проверять это на себе никому не хотелось. Кроме того, советским гражданам была свойственна пуританская стеснительность. На людях пойти в кабинку, когда все идут прямо к урне – это примерно как заголиться на улице.
Я отдаю себе отчет в том, что большинство советских граждан обо всем этом просто не задумывалось. Или не позволяло себе задумываться. «Выборы» оно воспринимало не как выборы, а как ритуальную присягу на верность «дорогим партии и правительству». Каковой ритуальной присягой эти «выборы» и являлись на деле. Я вспомнил все это для того, чтобы показать, насколько советская система была пропитана ложью.
Дешевый балаган советских выборов может показаться безобидным. От него никому не становилось плохо. Но ложь как системообразующая скрепа общественного строя не безобидна. Это только кажется, что она «просто прикольна».
Моего деда арестовали в 38-м. он был из крестьянской семьи из под Брянска. Дослужился сначала до главного инженера, а потом и до директора небольшого завода. Естественно, партийный. Ему припомнили то, что на каком-то партсобрании в 20-е годы он голосовал за «зиновьевскую платформу».
Бабушку спасло лишь то, что незадолго до этого они развелись. Она тоже из крестьянской семьи. Из Беларуси. Закончила рабфак и стала учителем русского и литературы. Носила бывшему мужу передачки в тюрьму, пока ей не гаркнули в окошко: «Выслан в северные лагеря без права переписки!».
В 56-м маму вызвали в Большой Дом. Выдали «справочку с печатью о реабилитации». Сказали, что отец умер в 1943 году от пневмонии. Мама робко спросила, нельзя ли посетить его могилу. Гэбло за столом посмотрело на нее странно и ответило: «Вы слишком многого хотите». Государство, уже признавшее, что оно уничтожило человека несправедливо и незаконно, продолжало подленько лгать. Только при Горбачеве нам все-таки сообщили, что деда расстреляли в том же 38-м.
Сейчас пытаются запретить сравнивать сталинский режим с нацистским. Но сталинский режим хуже нацистского. Нацистский режим был хотя бы честнее. Он прямо говорил: человек по природе зверь, и давайте не будем этого стесняться.
Сейчас модны всякие «скрепы». В том числе и родословные. Весьма модно дворянское происхождение. Я потомок тех, кого «старые дворяне» пороли на конюшне, а «новые дворяне» тайно расстреливали. И я ненавижу современных «капитанов Крюков», гордящихся тем, что они подвесили на крюк Россию.
Я не тянул их за язык. Я не заставлял их объявлять себя правопреемниками сталинских палачей. У них было 30 лет на то, чтобы сказать, что они не правопреемники сталинских палачей. Чтобы доказать, что они не правопреемники сталинских палачей.
Они выбрали другое. Так пусть они будут прокляты. Пусть их ловят на улицах по признаку одинаковых желтых ботинок, как ловили в Будапеште в 56-м. Пусть они вспомнят, как со «старыми дворянами» обходился «Амельян Иваныч». Пусть они горят в аду."
"СССР имел самое демократическое в мире избирательное законодательство. Так же, как и самую демократическую в мире Конституцию, о чем не уставали с гордостью трубить советские газеты. По этой Конституции СССР был суперпарламентской республикой, в которой парламент (Верховный Совет) имел право не только утверждать законы и бюджет, но смещать и назначать любых министров и вообще принимать к рассмотрению и решать любой вопрос.
Но вернемся к выборному законодательству. «Положения о выборах в Верховный Совет СССР» в виде отдельной брошюры наряду с Конституцией свободно продавались в любом киоске «Союзпечати». Они предусматривали свободные и конкурентные выборы. Избирательная система копировала французскую двухтуровою «мажоритарку»: выборы проводились по избирательным округам, в каждом из которых могло выставляться неограниченное число конкурирующих друг с другом кандидатов. Если ни один из кандидатов не получал более половины голосов, проводился второй тур, в который выходили два кандидата, набравшие наибольшее число голосов в первом туре.
Выдвигать кандидатов имели право любые официально существующие «общественные организации» (вплоть до общества филателистов или клуба собаководов), а также «трудовые коллективы»: общие собрания работников какой-то фабрики, сотрудников какого-то НИИ, учителей какой-то школы. Все выдвинутые таким образом кандидаты должны были быть вписаны в избирательный бюллетень. Избиратель голосовал не как сейчас, ставя галочку напротив одного из кандидатов (или партийного списка), а ровно наоборот. Если бы избиратель увидел в бюллетене фамилии нескольких конкурирующих кандидатов, он должен был бы вычеркнуть все фамилии, кроие фамилии кандидата, за которого он хотел бы отдать свой голос. Это была очень важная особенность советских выборов. Чем важная, поймете позже.
Кроме этого, советский избиратель имел право вписать в избирательный бюллетень любую фамилию, в него не вписанную. Вот представьте себе такую ситуацию. Захотел ярый антисоветчик Александр Исаевич Солженицын выставить свою кандидатуру против Брежнева в том округе, где выдвигался Брежнев. А его не выдвинул ни один «трудовой коллектив». Или какой-то выдвинул, но опоздал с регистрацией. Или не опоздал, но местное начальство смухлевало и не зарегистрировало. И не вписало в избирательный бюллетень.
Каждый советский человек, разумеется, знал, что такого злоупотребления властью в СССР быть не может, также как и секса. Ну не могло такого быть, чтобы Солженицыну беззаконно отказали в регистрации на выборах против Брежнева. Но если вдруг кто-то, где-то у нас порой честно жить не хочет, как пелось в популярной песне… На этот случай соетское законодательство гарантировало гражданам право вписать своей рукой Солженицына в избирательный бюллетень через голову любого начальства и мимо любых регистраций. И такие голоса должны были учитываться и фиксироваться в итоговом протоколе. Это как если бы сейчас россияне сохраняли легальное право голосовать за Навального, несмотря на все отказы в регистрации.
Но пойдем дальше. На первом этапе «избирательной кампании» всевозможные «трудовые коллективы» действительно выдвигали большое число кандидатур в каждом округе. И эти «кандидаты» вроде как начинали вести свою «предвыборную кампанию». О чем шумно сообщали советские газеты. Пока свое слово не говорил местный райком или горком КПСС. Он сообщал, что после долгих размышлений принял решение поддержать такого-то кандидата из, допустим, десяти выдвинутых в данном округе. Допустим, кандидата от фабрики «Большевичка».
Нет, разумеется, все остальные кандидаты тоже хорошие. И тоже целиком и полностью одобряют генеральную линию партии и правительства. Мы их всех любим. Но вот этот кандидат – он самый лучший. И мы рекомендуем всем сторонникам нашей партии голосовать именно за него.
Если кто забыл, то других партий в СССР не было, а за попытку их создания полагалась уголовная статья. Стоит ли удивляться, что после такой «рекомендации» партии, чья «руководящая и направляющая роль» была закреплена в самой демократической в мире Конституции (подобно тому, как «первенствующая и главенствующая» роль православной церкви была закреплена в законах царской России) остальные кандидаты объявляли о снятии своих кандидатур в пользу того, которого поддержал райком или горком. Он и становился кандидатом от «нерушимого блока коммунистов и беспартийных».
Самым смешным в этой комедии было то, что отпавшие кандидаты тоже не могли быть выдвинуты без согласования с тем партийным органом, который их потом отбаковал. Ни один «трудовой коллектив» не мог и помыслить выдвинуть кандидата, не согласованного с местным парткомом. А местный партком все согласовывал с вышестоящими партийными инстанциями. Но кому-то могло показаться, что внешне все выглядит как у больших капиталистических дядей на Западе. Все, кроме результата.
А результат был в том, что к моменту выпуска избирательных бюллетеней в каждом округе оставалось только по одному кандидату, фамилия которого и попадала в бюллетень. За всю историю СССР до Перестройки мне не известно ни одного случая, чтобы хоть в каком-то избирательном округе на голосование было представлено более одного кандидата, который в итоге и получал обычно 98-98,5 % голосов в первом же туре. Точно так же, как мне не известен ни один случай, чтобы какой-либо депутат Верховного Совета проголосовал против переутверждения советского правительства (Совета Министров).
Избиратель мог легко вычеркнуть из бюллетеня фамилию единственного кандидата. Или вычеркнуть и вписать в бюллетень фамилию Солженицына. Или своего дружбана Васи. Для этого надо было «всего лишь пройти мимо кошки» (цитата из моего любимого вампирского фильма «Отродье»). На каждом избирательном участке стояла кабинка со шторкой и полочкой внутри, на которой лежала привязанная веревочкой шариковая ручка. В этой кабинке любой избиратель мог совершенно свободно и тайно заполнить избирательный бюллетень так, как он хотел. Для этого ему надо было всего лишь пойти в эту кабинку после получения бюллетеня у стола избирательной комиссии.
А вот избирателю, который в силу своих глубоких патриотических убеждений хотел проголосовать за единственного кандидата, вписанного в бюллетень, идти в кабинку было не надо. Кандидат в бюллетене был один, и вычеркивать такому избирателю было некого. Ему вообще не надо было ничего делать с полученным бюллетенем. Поэтому от стола избирательной комиссии он шел прямо к урне для голосования, не заходя в кабинку.
Никто не знает, действительно ли на каждом избирательном участке присутствовал мрачный «искусствовед в штатском», который должен был фиксировать всех, кто пошел в кабинку. Но проверять это на себе никому не хотелось. Кроме того, советским гражданам была свойственна пуританская стеснительность. На людях пойти в кабинку, когда все идут прямо к урне – это примерно как заголиться на улице.
Я отдаю себе отчет в том, что большинство советских граждан обо всем этом просто не задумывалось. Или не позволяло себе задумываться. «Выборы» оно воспринимало не как выборы, а как ритуальную присягу на верность «дорогим партии и правительству». Каковой ритуальной присягой эти «выборы» и являлись на деле. Я вспомнил все это для того, чтобы показать, насколько советская система была пропитана ложью.
Дешевый балаган советских выборов может показаться безобидным. От него никому не становилось плохо. Но ложь как системообразующая скрепа общественного строя не безобидна. Это только кажется, что она «просто прикольна».
Моего деда арестовали в 38-м. он был из крестьянской семьи из под Брянска. Дослужился сначала до главного инженера, а потом и до директора небольшого завода. Естественно, партийный. Ему припомнили то, что на каком-то партсобрании в 20-е годы он голосовал за «зиновьевскую платформу».
Бабушку спасло лишь то, что незадолго до этого они развелись. Она тоже из крестьянской семьи. Из Беларуси. Закончила рабфак и стала учителем русского и литературы. Носила бывшему мужу передачки в тюрьму, пока ей не гаркнули в окошко: «Выслан в северные лагеря без права переписки!».
В 56-м маму вызвали в Большой Дом. Выдали «справочку с печатью о реабилитации». Сказали, что отец умер в 1943 году от пневмонии. Мама робко спросила, нельзя ли посетить его могилу. Гэбло за столом посмотрело на нее странно и ответило: «Вы слишком многого хотите». Государство, уже признавшее, что оно уничтожило человека несправедливо и незаконно, продолжало подленько лгать. Только при Горбачеве нам все-таки сообщили, что деда расстреляли в том же 38-м.
Сейчас пытаются запретить сравнивать сталинский режим с нацистским. Но сталинский режим хуже нацистского. Нацистский режим был хотя бы честнее. Он прямо говорил: человек по природе зверь, и давайте не будем этого стесняться.
Сейчас модны всякие «скрепы». В том числе и родословные. Весьма модно дворянское происхождение. Я потомок тех, кого «старые дворяне» пороли на конюшне, а «новые дворяне» тайно расстреливали. И я ненавижу современных «капитанов Крюков», гордящихся тем, что они подвесили на крюк Россию.
Я не тянул их за язык. Я не заставлял их объявлять себя правопреемниками сталинских палачей. У них было 30 лет на то, чтобы сказать, что они не правопреемники сталинских палачей. Чтобы доказать, что они не правопреемники сталинских палачей.
Они выбрали другое. Так пусть они будут прокляты. Пусть их ловят на улицах по признаку одинаковых желтых ботинок, как ловили в Будапеште в 56-м. Пусть они вспомнят, как со «старыми дворянами» обходился «Амельян Иваныч». Пусть они горят в аду."